После недолгих, но мучительных плясок с бубном завелась Opera Mini на моем Palm’e. Как-то один к одному все сложилось: и java-машина нашлась для Clié (только TH55/UX50, я так понимаю), и Opera откопалась нужная. Более того, и то, и другое с полтыка установилось и — тадам! — заработало! Вы спросите, нахрена мне это было надо? А я таки отвечу: ни одним броузером с палма я не мог смотреть до сего момента записи в юникодном живом журнале. Теперь могу. Ура, сограждане и гости столицы.

На то, как ходят женщины, можно смотреть часами. Рискну, пожалуй, утверждать, что походка — самая привлекательная черта женщины. На фоне этого феерического действа меркнут мелкие детали типа цвета глаз, волос, длины ног, возраста и даже объема груди…

В спину давит кобура с телефоном, там уже наверное мозоль. Ноги не достают до пола. Наушники натерли уши. Альбом Goldie пошел на пятый круг. Мочевой пузырь, пожалуй, сейчас рванет. Все плохо — отличная рабочая обстановка. КПД ~ 90%. Главное не останавливаться.

Подержал в руках по дороге на работу новую пальму, ту, что TX. И, скажу я вам, старый пердун еще даст всем прикурить. Потенциальный хит, без разговоров. Очень ловко ложится в руку, легче моей 55-ой соньки раза в два приблизительно и какой-то более цельный, что ли. Чудесный телевизор 320х480, шустрый гуй. Стилус — просто песня после клюшкиной зубочистки, настоящий, мужской, большой, как карандаш. Кстати, все удовольствие в традиционно жлобском магазине Кей — всего-то жалких 11 тыщ, как приличный телефон. Уже совершая маневр в сторну пиццерии, заметил притулившееся рядом страдание палма по иподу — Z22. Тоже стоящий девайс, гляну в следующий раз.

Процесс привыкания к обновке на работе интенсивно педалировал домашний апгрейд. Некоторые сомнения вызывал лишь изрядно потускневший нимб мечты. TN-матрица, отягощенная шириной экрана, обещала цветовой ад вместо панорамной нирваны. Я смотрел на тени, бродящие по аналогичной матрице моего рабочего 1770-го, и мурашки бежали по потертой коже кошелька. В то же время зуд ожидания усиливался, промедление грозило неминуемой лютой смертью от нетерпения. В результате тщательного вентилирования проблемы я предал светлые идеалы широкоформатности в пользу вполне квадратного NEC 1970NX (самый попсовый вариант, если судить по скоростям, с которыми эти мониторы исчезали из прайса Ультры). Я не возьмусь в труколоре и со звуком долби стерео описывать историю доставки девайса через весь город в дурацкой десятикилограммовой коробке чудовищного размера, под дождем, в сопровождении ветра (порывами до 20 м в сек, если верить прогнозу). Замечу только, что никто из участников этого мероприятия [чудом] не пострадал, а руки вытянулись лишь немногим ниже колен. Не дожидаясь высыхания и возвращения кровотока в конечности, я раздал всем гнездам по кабелям (наверное, побив все нормативы по скоростному открыванию дурацких коробок), и немедля был вознагражден за муки. Прямо скажем, на картинке или даже в выключенном состоянии он не поражает воображения. Однако все меняет нажатие на кнопку «power». Жалкие пятнадцать дюймов трубочного старичка…

Тишина и резиновый запах кондиционированного воздуха всегда приводят меня в настроение трепетного ожидания чуда. Каждый раз, приходя в выходные на работу, я притормаживаю, пересекая холл, в котором только гулкие шаги и шипение кондиционеров, и пахнет, как в метро. У меня большая коллекция любимых ароматов и звуков, но эти на особом положении. До окончания школы оставалось совсем немного, когда отец первый раз привел меня к себе на работу. Кажется, это была военная приемка в каком-то НИИ или КБ, не помню точно, подобные мелочи меня мало интересовали в то время. Руководство ни с того ни с сего решило, что нечего компьютерам простаивать в выходные, пускай члены семей персонала приобщаются к вычислительной технике. Словом, было позволено приходить по субботам, воскресеньям и праздникам играть в компьютерные игры. Поход на работу представлял собой целый ритуал. Надо было заранее согласовывать время, попадать в специальный список, ждать до щекотки в груди и только в конце недели чинно ехать на другой конец города, чтобы наконец получить свою дозу незамутненного сублимированного цифрового счастья. Настроение повышалось до щенячьего уже на проходной, где нас встречал неизменный вахтер и тот самый метрошный запах. Под уютный гул вентиляции мы проходили с отцом по невероятным лабиринтам тысячу лет не мытых желто-рыжих коридоров с уходящими…

Нет, уважаемые товарищи господа, это ни черта не зима. Это просто черт знает что такое. Это издевательство, ититьегомать. Это, блин, просто жоап. Без сомнения, происки вражеских боевых метеостанций, да пошлет им аллах сто лет мучений в адовом пекле и хронический простатит. А посему немного лета. В аптечных дозах.

Обретаю новый опыт в общении с доставшимся мне по случаю жуткокристаллическим монитором — эстетским NEC’ом о семнадцати дюймах. Разумеется, трудности и радости совершенно не совпали с моими ожиданиями, но возня с новой игрушкой, в общем и целом, доставила массу удовольствия. Как всегда, сначала о гадостях. Первой неприятной неожиданностью стало то, что выстраданный набор рабочих шрифтов практически в полном составе отправился на помойку. Без включенного ClearType они банально резали глаз. К примеру, обожаемый Courier, практически незаменимый для работы с кодом, стал до неприличия худосочным, и различить, какого цвета буква, стало совершенно невозможно. Вторым неприятным сюрпризом стала плавающая яркость. Эта дама оказалась весьма капризной, имеющей тенденцию изменять[ся] при самых безобидных углах поворота. Тени, блуждающие при этом по монитору и стремительно меняющие жирность шрифты первое время изрядно напрягали. Ко всем бедам прибавлялась не желающая идти на компромисс контрастность: она упрямо расходилась с яркостью, и серый цвет, поставленный было фоновым, превращался то в вызывающий головную боль жемчужно-белый, то в нечеткий пыльно-грязный. Я вообще, пожалуй, не буду говорить о цветах, это просто смешно. Все остальное замечательно. Во-первых, по сравнению с трубчатым монитором четкость и геометрическая правильность картинки просто убивает наповал. Первое время я даже наслаждался любопытным оптическим обманом: глаза привыкли компенсировать кривизну левого верхнего угла…

Я всегда покупаю билет в трамвае. Даже если нужно промчаться две остановки до метро. Пешком этот путь отнимает всего лишь дополнительные пять минут, но я с армии не выношу ощущение теплой сырости за пазухой, образующееся от интенсивной ходьбы. Кондуктор всегда удивленно принимает из моих рук очередную десятку, я доезжаю до метро сухим, все счастливы. И дело вовсе не в контролерах. Я зарабатываю немного денег и считаю мелким крахоборством не платить за проезд в общественном транспорте. Поэтому забавные люди, которые до сих пор считают, что все вокруг им что-то должны, просто умиляют меня. По мне, так это верх цинизма — не купить билет, и, будучи пойманным с поличным контролерами, устраивать грязный скандал со всеми положенными атрибутами: матом, криком и истерическими визгами. Особо выдающиеся личности даже лезут в драку; странно, но как правило это оказываются весьма приличного вида дамы, преимущественно пожилого возраста. В ход идут зонтики, сумочки и прочая галантерея. Прямо жалко становится амбалов-зайцеловов. Казалось бы, ну прижучили тебя, так не теряй лицо, выйди из вагона сам. Ан нет. Видимо, очень хочется доказать, что кишка все еще не тонка, и проклятым сатрапам не по силам согнуть тебя в дугу. Это же просто именины сердца: столько агрессии, столько эмоций и испорченное настроение на…

Птица была очень последовательна в освоении пальмовского граффити, вплоть до полного истирания пленки в буковковом квадрате экрана. Птице всегда было совершенно ясно, что граффити — более естественно и быстро. Любовь длилась года три, пока экспериментальным путем не было выяснено, что менее пафосная экранная клавиатура более удобна, быстра и побуждает к обильному текстописанию, тогда как эстетское граффити дает ошибку в одной букве из трех и требует существенно больше усилий при письме. Одним тапом промазать, а вторым стереть гораздо менее мучительно, чем нарисовать один иероглиф, горизонтальной чертой его стереть и пытаться писать новый. Конечно, глупо сравнивать стилусную дробь по экрану со слепой печатью на полноразмерной клавиатуре, однако текст килобайт в пять легко набивается за утреннюю и вечернюю поездки на метро. Главное — это пробиться к закрытым дверям и прижаться к ним спиной, потому что иначе, в случае повисания на поручне над сиденьями, меня очень отвлекают люди, откровенно пасущиеся в свежевыдолбленном тексте. Уж не знаю, что они собираются там увидеть, однако, настолько публичных записей я пока вести не собираюсь.