С трудом могу представить хирурга, который бы отказался резать проблему. Для этих людей с молотками мы все должны быть гвоздями, мне кажется. И все же поражает решительность, с которой меня взяли в оборот, сразу после дружеского обезболивания непосредственно на отделенческой скамейке в коридоре. Мы с женой только до коридора этого и добрались. С таким зубовным скрежетом, что никто из участников вспоминать процесс не хочет. Что было, то было, надеюсь, больше никогда повторять не придется.
Хирурги смотрели на картинку МРТ секунд десять.
После чего уточнили, согласен ли я резаться. Неожиданный вопрос, да. А я, конечно, на все был уже согласен. Конечно, резать, что хотите делайте, только чтоб отпустило. Ну и славно. Не успел испугаться, как сдал все анализы, сделал флюорографию, КТ, кардиограмму и ещё какую-то муру для анестезиолога. Все это не слезая с каталки. И уже только лежа с выбритой жопой спиной в номере палате через час после торжественного появления, осознал, что действительно, вот, всё, операция. Как они там умудрились организовать её экстренную, непонятно. Формально диагноз предполагал неделю пару дней ожидания в общей очереди. Возможно, я их так впечатлил своим свежим видом по приезду, что они решили не рисковать, а, может, из уважения к рекомендателю моему. Не знаю.
Страшно не было. Скорее наоборот, стало существенно спокойнее. Как на экзамене, когда уже билет в руке, и больше мучиться неизвестностью не надо. Всё, больше никакого страдания и смятения. Тебя ловко и деловито передают с рук на руки немного усталые, но внимательные и опытные люди, не надо больше париться и нервничать, они знают, что делать. Очень хотелось в это верить, по крайней мере. С этажа на этаж, из отделения на рентген, из рентгена на стол.
Легкая заминка, кстати, вышла как раз на пороге операционной. Оказалось, что по каким-то неписаным правилам пациент должен подаваться операционным сестрам в чем мать родила, то есть в одной простынке. А я приехал во всем своем, разве что не в ботинках, и простынку не привез. А имущество у каждого отделения под счёт, строго. Пришлось выпрашивать, кряхтя и матерясь, заголяться перед железными дверями, в двух шагах от местной курилки. Было в этом что-то очень символичное: вот здесь приглушенный будничный гул курильщиков, а вот двери захлопнулись, и кафельная тишина. Сестры, операционная и моя, что привезла, закончили ритуальную перебранку, ссудили одна другой простынку и оставили меня трястись от холода на каталке. Дубак был страшный, я основательно промерз, прежде чем включили обогреватель. Зато потом, видимо, на нервной почве, разомлел в тепле и даже задремал. Сны видел, кстати, но не помню, про что. В итоге заехал в операционную настолько расслабленный, будто наркоз уже начал действовать.
Дальше уровень деловитости только повышался. Деловито измерили давление, деловито дали подписать какую-то бумажку. Не читая, подписал. Наверное, зря. Деловито вонзили в руку страшно удобное устройство — катетер, такой порт для подключения веществ прямо в вену. Деловито и очень быстро всадили два шприца чего-то прозрачного, от чего внезапно оживился анестезиолог. Начал задавать дурацкие вопросы, на которые, как мне казалось, я давал быстрые и четкие ответы, а доктор тупил и переспрашивал. Потом ему надоело, я дыхнул пару раз в черный респиратор, а дальше не помню.
Точнее, дальше опять тот же анестезиолог. Не знаю, как долго он лупил меня по щам, но проснулся я от возмущения. Анестезиолог был груб. Заставлял открывать глаза и дышать зачем-то, ругался и называл меня на ты. И самое поганое, что глаза было не разлепить, и, что хуже, не вздохнуть. А эта зараза требовала безапелляционно того и другого, иначе грозилась не вынуть из горла то, что там, как оказалось, было все это время. Очень, очень редко это что-то вдувало смехотворную дозу воздуха, которой хватало только на приступ паники. Удушье! Нечеловеческим усилием, раза с четвертого или пятого, растопыривая ребра розочкой, я умудрился таки вздохнуть. Ну или мне показалось. Однако, это пошло в зачет, трубу из горла выдернули, дали пару раз проморгаться, запретили спать и повезли куда-то. На утро, кстати, обещанного бодуна я так и не дождался. Вещества, надо понимать, были хорошие, не злые.
А дальше было неинтересно. Потянулись томительные двенадцать дней в одноместной курортной — всё включено — палате. Дырку во мне сделали маленькую, микрохирургия ведь, заживало как на собаке. Сложнее оказалось смириться с остальными конскими требованиями. Например, после выписки запретили сидеть два месяца. Совсем. Ну разве что на горшке, и то недолго. И ходить только в корсете. Полужестком, зато с шестью ребрами. За нарушение штраф рецидив и снова стол. Махнуть рукой ежедневной машине и запланированному отпускному самолету. Запугали основательно. Только сестрички сердобольные вечерами заходили с утешительными подносиками, предлагали на выбор кольнуть снотворного или болеутоляющего. Но я все время отказывался, задница и так была на дуршлаг похожа. А главное, ничего ведь не болело больше.
С этим ощущением, запахом свободы, я проснулся наутро после экзекуции. Это было удивительно: ни черта не болит. Что-то ныло, что-то покалывало, конечно, но это были приятные доказательства того, что поджаривать на адовой сковороде меня перестало. Даже собственно новая дырка в спине совсем не болела, чесалась только. На ноги я встал на четвертый день, и выписался еще через неделю своим ходом.
Всё, надоела эта бесконечная история. Спасибо всем трогательным друзьям, что навещали меня там. Было очень приятно. Спасибо всем остальным друзьям, кого я просил не смущать меня недвижимого визитами, и они сдержались. По вам я соскучился немножко больше. Особенно большое спасибо жене, которая стала вынужденным свидетелем большего количества боли, чем это позволено обычному человеку. Через две недели после выписки неврологиня, будучи взятой за горло, закрыла больничный, а ещё через два дня я собираюсь выйти на работу. Пока не очень понятно, как поудобней устроить себе стоячее место и куда можно будет прилечь в случае острой необходимости, но я придумаю. Впереди контрольный в голову МРТ, на нём мы увидим, кто будет смеяться. Всем несглаженного лордоза, посоны.
